Россия и Украина."Бывает,нас объединяет любовь,а бывает,что и г..Ист.связь,на нем разорвать тяжелее"
В контексте :
«Отползать» http://elena-tokareva2.livejournal.com/1163345.html
«…С Украины надо отползать. Ночью тихо отвести войска подальше. И закрыть вопрос. Пусть воюют друг с другом. Повторяю эту мантру. Приехали с Крыму мои ребята. Две новости: плоха и хорошая.Начну с плохой: кругом одно …. Все ….отовсюду сливается в море. Купаться - рисковать жизнью…»
Ещё 18 марта читала материал украинской журналистки . А.Мориной «Красная скала» https://www.facebook.com/annabella.morina/posts/704241569626949
К сожалению, те , кто планировал операции в Украине , есть такое впечатление, не были знакомы с взглядом с другой стороны.
Фраза из статьи: «….У «Мелласа» с Форосом была одна на двоих канализация. Так уж вышло исторически. Знаете, бывает, нас объединяет любовь, а бывает, что и г…. И почему-то историческую связь, построенную на нем, всегда разорвать тяжелее…»
{C}
{C}
МАЯК НА КРАСНОЙ СКАЛЕ (рассказ; навеян тоской по Крыму; смешала абсолютно реальные воспоминания и совершенно нереальные переживания; такмногобукв давно не писала)
Семь лет назад, когда я разошлась с мужем, то уехала на какое-то время к подруге в Севастополь. Там каждое утро, если не нападала южная лень, можно было сесть в автобус и уже через минут сорок быть в Форосе.
Ранняя осень, тепло, море ласковое. Я весь день провалялась под солнцем, наполовину погрузившись в воду. В нирвану. Часов в пять очнулась, оглянулась на горы, туда, где далеко вверху на обрывистом утёсе – Красной скале, виднелись купола храма. Это церковь Воскресения Христова.
Спросила у мужчины, загоравшего рядом с дочкой-подростком:
- Были в ней?
Он неопределенно покачал головой: и да, и нет.
– С дочкой еще не ходил, только собираемся. Но обязательно пойдем, и Вы сходите. Церковь непростая, интересная.
- Потому что ее бывший президент Кучма реставрировал? – усмехнулась я.
Мужчина брезгливо сбросил с голой руки кусочек прилипшей водоросли.
- Нет, реставрировали её вовсе не благодаря Кучме, хотя какую-то часть денег власть дала. Но восстанавливал церковь отец Петр, местный родом из Севастополя. Десять лет назад его зверски убили в собственной келье. А первого настоятеля храма – отца Павла за 70 лет до этого – репрессировали.
- Замечательное место, - ужаснулась я. – Идеально подходит для прогулки.
И кивнула на дочку мужчины, которая тоскливо бросала камушки в море. «Лучше бы на аттракционы её сводил, ей Богу», - подумала. Мужчина продолжал говорить. Обрадовался, что нашел себе слушателя.
- На месте Воскресенской церкви раньше мог быть большой древний храм – маяк! Понимаете, в этих местах все древние храмы были маяками. Просто вход в них располагался не с западной стороны - противоположной алтарю, а с южной, обращенной к морю. Поэтому открытая дверь храма, освещенного изнутри, и была маяком. Когда в 18 веке купец Кузнецов строил церковь, на горе установили огромную каменную плиту и скрыли следы храма. Но внизу под скалой много древней керамики, а значит, что там было большое поселение и храм - маяк. Место идеальное...
Я начала скучать. Но он осторожно прикоснулся к моей руке и добавил:
- Сходите туда. Маяк нужен не только потерявшимся в море кораблям.
И я пошла. Просто вверх, не по трассе, а через горы, по козьим тропам. Сказала себе, что если дойду с пляжа до храма, то всё у меня будет хорошо. Найду новую дорогу, новую жизнь.
Вначале Красная скала все время была у меня перед глазами. Шла я легко и весело, надеясь добраться до сумерек. Потом она скрылась за деревьями, холмами, а вскоре и совсем пропала из виду. Потеряв ориентир, я испугалась. Одна в горах, а там темнеет очень быстро. Прямо на моих глазах ночь набрасывала на кроны деревьев свою нижнюю юбку. А у меня с собой в рюкзачке была только легкая подстилка для пляжа и бутылка газировки.
В помощь каких-либо высших сил я тогда не верила. Вообще из категории сверхъестественно - невероятного признавала разве что инопланетян.
Церковь была для меня маяком, не более. Символом, который я определила для своей игры с судьбой. Но та почему-то отказалась играть по моим правилам.
Поэтому остановилась, присела на какой-то камень, достала сигареты, собираясь обдумать, что делать дальше…
Знаете, никогда не умела описывать природу. Какое слово ни подберу, оно кажется мне недостаточно хорошим. Может быть, потому что природа за рамками любых слов, выше каких бы там ни было прилагательных, существительных и глаголов? И всё, что я могу – это попытаться передать то, что чувствую, будучи ее частью, целиком растворяясь в ней. Как тем вечером… Когда уставшее за день солнце пряталось не за морским горизонтом, а где-то глубоко внутри меня. Когда ветер пронзал душу, выметая из нее все лишнее, ненужное и наносное, а линия гор металась кардиограммой вечно влюбленного, несчастного моего сердца…
Не помню, откуда они появились. Две огромные собаки. Клыкастые, похожие на волков дворняги. Веселые, играющие друг с другом, как пара резвых щенят.
Подбежали ко мне, виляя хвостами, обежали кругом и рванули влево в сторону лесочка. Я пошла за ними следом, и вскоре вышла на довольно широкую дорогу, поднимавшуюся вверх по горе. Собаки не оставляли меня до самой Воскресенской церкви. Когда сильно отставала, то возвращались и только что не подталкивали вперед носами.
Возле храма на площадке было много людей и машин. Назад вниз к междугородней трассе я подъехала на попутке, а там пересела на автобус до Севастополя. Домой к подруге попала поздно ночью.
- Теперь всем буду рассказывать, что у меня есть знакомая сумасшедшая, гуляющая ночью в одиночку по горам, - пригрозила она. – А вообще прекращай хандрить, дорогая.
Впрочем, тогда я уже пришла в себя. А еще через пару дней вернулась в Киев, и нашла свою новую дорогу и новую жизнь.
В Крым приезжала и летом, и зимой, но в Воскресенскую церковь уже не поднималась. Лишь показывала на неё, проезжая мимо, мол, взгляните это тот самый маячок, к которому я шла с пляжа.
Снова попала в храм только через три года весной.
Тогда я была журналистом, описывала конфликты между бизнесом и органами власти. Опять приехала в Севастополь, но уже по делам. А один знакомый попросил меня заодно заглянуть и в Форос.
- Там наоборот, бизнес шалит. Не наш, российский, крупный, а страдают обычные люди, - объяснял.
- Мы таким не занимаемся, - отмахнулась. – Вы же знаете: в хозяйственные конфликты не вмешиваемся. Вообще.
Но он меня все-таки уговорил.
- Второй год подряд загаживают море. Прямо по улицам Фороса течет гавно. Рядом дача Президента, санаторий Верховной рады, и всем плевать. Просто съезди, посмотри.
И я поехала. Была в Форосе, еще каком-то из приморских городочков, где находится местная экологическая инспекция, потом в Ялте. Тогда для Крыма это была громкая история, ее отголоски слышны и сейчас. Задайте в интернете запрос по словам "Форос, гавно в море" и увидите новости о санатории «Меллас», который бок о бок с поселком и который в ту пору находился в ведении госпредприятия при мэрии Москвы.
У «Мелласа» с Форосом была одна на двоих канализация. Так уж вышло исторически. Знаете, бывает, нас объединяет любовь, а бывает, что и гавно. И почему-то историческую связь, построенную на нем, всегда разорвать тяжелее.
Канализационные трубы тянулись от санатория через поселок к очистным сооружениям "Береговое», при этом единственный канализационно-напорный коллектор находился в "Мелласе".
Директор санатория сильно повысил плату за перекачку фекалий. Поселок платить не смог, санаторий прекратил прием стоков, и они потекли в море.
- Воняет ужасно! - жаловались жители. – До лета осталось всего ничего, кто к нам приедет? Куда мы только не писали, и комиссии приезжали, но эффект нулевой... А он еще и сотрудников санатория, которые там жили, на улицу вышвырнул.
- Кто «он»?
- Да изверг этот, директор санатория.
- Русский чтоль?
- Что Вы, местный наш, бывший севастопольский мент.
Эколог тоже разводил руками, мол, ничего не поделаешь, его подчиненные в санаторий даже зайти с проверкой не могут.
- А Президент наш как? – зло интересовалась я. – Нюхает? Нравятся ему братские испражнения?
Эколог только посмеивался. В тот год местная власть нашла инвестора, который поставил еще один канализационно-напорный коллектор на территории поселка, чтобы перекачивать фекалии самими. Но тот работать так и не начал. Директор «Меласса» приказал закрыть его и поставить рядом пару громил. Поэтому гавно продолжало стекать в море.
В Форосе и окрестностях все знали, что на самом деле, проблема вовсе не в общей канализации.
- ...а в земле и зданиях санатория. Уже несколько лет идет война, потому что у «Меласса» толком не оформлены права собственности, - объяснял мне один ялтинский доброжелатель. – Ялта дала добро, Форос не дал. Поэтому русским нужен сильный рычаг давления. Им и стало гавно.
- А по-нормальному нельзя было решить?
- Нельзя. Не все здания санатория могут быть переданы России. Часть их - историко-культурная ценность Украины. Тут драка на долгие годы: в прокуратуре, в судах.
Так и получилось. Три года Форос судился с Мелассом, и наконец выиграл, заставив русских распоряжаться землей и зданиями не по собственным понятиям, а по украинским законам.
А еще через год началась война, и Крым перешел к России…
Вечером, возвращаясь из Ялты в Севастополь, я заехала в Воскресенскую церковь.
В этот раз людей на площадке рядом с храмом практически не было. Я поставила свечу у удивительной иконы Вознесения Христова, где Небесный Человек весь в белом стоит в широком столбе света. А на выходе остановилась у лоточка с сувенирами. Вспомнила, что рассказывал о храме три года назад мужчина на пляже.
- А у вас есть календарики или открытки с древним храмом-маяком, который был на месте этой церкви? – спросила.
Бабулька – продавец посмотрела удивленно:
- Каким еще маяком?
- Мне на пляже рассказывали, что тут большой храм был, он же - маяк для кораблей. Но потом, когда церковь строили, то под этой плитой спрятали все доказательства.
- Ох, девочка моя, - покачала головой продавщица. – А еще говорят, что Форос – это второй Фарос, и тут была копия Александрийского маяка. Тот самый маяк - миротворец, когда он светил – всегда мир был и любовь на всей земле. Моему деду, когда напьется, до сих пор он мерещится. А по молодости, он, бывало, и всю ночь по маякам ходил…
Женщина, выбирающая рядом со мной открытку, рассмеялась.
- Мало ли что придумают, чтоб туристов привлечь. Возьмите лучше иконку святой Марии Магдалины, она мест этих защитница...
Через четыре года в начале лета я собиралась заночевать на Красной скале. Со мной было еще двое – молоденькие совсем парень и девушка. Трое суток мы искали с ними по горам сотню Вербицкого, но никак не могли найти. Везде наталкивались или на русские военные части, или на казаков из самообороны.
- В Форосе тоже казаки стоят, туда нельзя соваться, - сказал парнишка.
Тогда я предложила подняться на Красную скалу.
- Это рядом, и оттуда, кстати, хороший вид на море.
- Зачем нам море? – нервно огрызнулась девушка. – Можно подумать, что там есть наши корабли! Скажи лучше: на скале вода есть?
- Вроде бы есть источник рядом, - вспоминала я.
- А переночевать где сможем?
- Церковь же там! Церковь Воскресения Христова.
- Ага, точно, я даже когда-то там была…маленькой, - она горько улыбнулась. – С папой.
Поднимались с трассы к церкви почти тем же путем, что и я семь лет назад. Те же холмы, те же деревья, тот же камень, на котором я сидела, отдыхая. Мне все время казалось, что вот-вот из ниоткуда выбегут две собаки. Не появились, но на дорогу я уже смогла выйти, ноги сами помнили.
- Мой отец – археолог, - объясняла девушка. – Он эти горы вдоль и поперек исходил. Мама терпеть их не могла!
- Почему? – удивилась я.
- Потому что он любил их больше всего в жизни. Забывал о нас, - она помолчала. – Потом они развелись. Я ездила с ним сюда перед их разводом.
- Мои тоже развелись, - встрял парень. – Но война помирила. Говорят, не было бы счастья, да несчастье помогло...
- Мои уже никогда не помирятся, – отрезала девушка.
И рассказала, что ее отца – археолога убили в первые же дни войны. Кто – не известно.
- Он что-то знал, его пытали, - она произносила слова будничным размеренным тоном, видимо, повторяя еже в сотый раз. – Но что он мог такого знать?
Через пару дней после того, как отца нашли, в их с матерью дом в Севастополе вдруг нагрянула милиция.
- Что искали – не пойму, перевернули все вверх дном. А ведь мы были тогда в трауре.
Оказалось, что с милицией в дом приходил и человек в штатском:
- Это был не следователь, но бывший милиционер. А еще он хвастался, что работал директором какого санатория и лично знает бывшего мера Москвы Лужкова.
- Да, странно… - согласилась я. На языке вертелось еще что-то, но мысль резко оборвалась.
Мы вышли к Красной скале. Храма на ней не было...
Лишь обугленные остатки стен и воронка, расколовшая на части гранитную плиту под ногами. Пострадала и сама скала и деревья вокруг.
- Зачем? – удивился парнишка. – Не понимаю.
- И кто? – тихо добавила девушка.
Мы осторожно зашли внутрь. Там где раньше был алтарь, теперь зияла дыра – провал вглубь Красной скалы. А в нем лестница – спускающиеся вниз каменные ступеньки. И показалось мне, что где-то там, на самом дне бездны сияет сохраненный, спрятанный до поры до времени от глаз человеческих свет Небесного маяка - миротворца. И слышится мелодия старой песни о храбрецах, погибших на войне…
В мою ладонь вдруг уткнулся чей-то мокрый нос. Я оглянулась – собаки. Те самые.
- Спустимся вниз? – спросила девушка.
- Конечно, - ответил парнишка.
И мы пошли...
PS:
Me’ever leharim velamidbar,
omrot ha’agadot, yeshno makom,
she’ish mimeno khai od lo khazar,
ve’hu nikra Hasel’a ha’adom.
O, Hasel’a ha’adom, — ha’adom.
Shloshah yatz’u laderech im shki’ah,
mineged lahato harei Edom,
khalom yashan, mapah u-meimiyah,
lak’khu hem el Hasel’a ha’adom.
O, Hasel’a ha’adom, — ha’adom.
…..O, Hasel’a ha’adom, — ha’adom.
Me’ever leharim velamidbar,
omrot ha’agadot, yeshno makom,
she’ish mimeno khai od lo khazar,
ve’hu nikra Hasel’a ha’adom.
O, Hasel’a ha’adom, — ha’adom.
Легенды рассказывают, что за горами и за пустыней
Есть место, откуда никто ещё не вернулся живым,
И оно называется Красная скала.
Красная скала. Красная...
Трое вышли на закате солнца
В сторону пылающих гор Едома,
С собой у них была карта, фляга и вековечная мечта.
Они направились к Красной скале.
О, Красная скала. Красная...
Первым шёл следопыт.
Он поднял голову к высоте, к звёздам,
Но в глазах его была Красная скала.
О, Красная скала.
Они остановились между камней на дне пересохшей реки,
И у одного из них вдруг вырвались слова мечты: «Я вижу её белое лицо!»
Другие ответили: «Скала красная».
О, Красная скала.
Катящееся солнце било по их головам,
Они вдыхали огненную пыль пустыни,
И вдруг кровь застыла у них в жилах:
Они увидели Красную скалу.
О, Красная скала!
Стрельба была короткой.
— Я ранен, — прохрипел один и умолк.
Его товарищи произнесли губами, забитыми пылью пустыни:
— Мы дошли до Красной скалы.
Рассказывают легенды, что за горами и за пустыней
Есть место, откуда никто ещё не вернулся живым,
И оно называется Красная скала.
Красная, красная скала.
https://www.facebook.com/annabella.morina/posts/704241569626949